Полина Ауг: «Моё тело точно такой же инструмент, как мой голос, мое лицо»

Меня позвал в проект режиссер Никита Власов. Он прислал сценарий и предложил попробоваться на роль ассистента художника по гриму. «В Бореньке чего-то нет» – это сериал «Квартета И», снятый по их одноименному спектаклю, там действие разворачивается на «шапке» – банкете по случаю окончания съемок фильма. Это комедия о кино, в которой есть все основные герои со съемочной площадки. Все проходило очень увлекательно – Никита очень интересно проводит пробы. Он предложил мне похулиганить, поимпровизировать от лица персонажа, и, собственно, благодаря этому мы нашли образ героини. Тома — девчонка, у которой нестандартный взгляд на многое, в том числе и на свою профессию. Она любит работать с пластическим гримом, рисовать кровь, шрамы и другие подобные вещи, но дико не хочет работать с артистами, ведь это такой стресс! Но в итоге соглашается и попадает в необычную комедийную историю, действия которой разворачиваются на протяжении восьми серий.

Сериал, как ты уже отметила, комедийный. Тебе вообще близок этот жанр?

Знаешь, я поняла, что да. Мне было очень интересно работать. Хотя еще в институте я поняла, что мне нравится искать себя в жанре трагикомедии, когда в некоторых ситуациях всё настолько плохо, но очень узнаваемо, что от этого становится смешно.

Я хочу немного отмотать назад и вернуться к твоей учёбе в институте. Я правильно понимаю, что ты сначала во МХАТе училась, а потом в ГИТИС ушла. А почему так получилось? Почему ты поменяла институт?

Я не поменяла бы его по своей воле, меня отчислили с курса, так бывает. Мне не хочется вспоминать подробности, но скажу, что всё, что не делается, к лучшему! В моем случае так и произошло, потому что я сама, честно говоря, не очень понимала, чего от меня хотят педагоги в школе-студии МХАТ, в ГИТИСе мне дали чуть больше времени раскрыться.

Есть какая-то разница в обучении?

Она есть всегда просто потому, что каждый мастер работает по-своему. Абитуриенты поступают везде – во все мастерские. Если тебе удаётся попасть к тому мастеру, к которому ты хотел, то это невероятное чудо! Ты обретаешь в лице своего мастера не просто педагога, а учителя по жизни. Это очень важно, но такое бывает крайне редко.

Когда ты поступала, было ли к тебе какое-то особое отношение, предубеждение из-за твоей известной фамилии, или это все чушь и всегда смотрят на талант?

Я поступала с фамилией папы, комиссия меня знала, как Полину Золотухину. Все спрашивали, не дочка ли я Валерия Золотухина. Я отвечала, что нет. (Улыбается.) Про маму догадались, я думаю, на третьем туре. Обычно на таком этапе слушает не один педагог, а почти вся комиссия. В тот год мама выпускала вместе с одним из моих преподавателей спектакль, и тут всё стало понятно. Но поступление полностью зависело от моих сил, и скажу, что лично мне в первый раз поступать было легче, чем уже потом в ГИТИС. Тяжело перепоступать в новый вуз, начинать все с нуля. В ГИТИСе уже все, конечно, знали, где я до этого училась, – и это тоже играет роль при поступлении, потому что одни педагоги считают, что, раз ты уже был в театральном, то вряд ли ты подойдешь под новую систему обучения, а другие, напротив, заинтересованы в том, чтобы тебя раскрыть.

А вот когда ты училась в институте, ты советовалась с мамой по поводу каких-то заданий?

Да, частенько, конечно. Не могу сказать, что я это делала постоянно, но если вдруг у меня кончалась фантазия либо мне казалось, что я не очень понимаю, как сделать разбор отрывка или пьесы, я приходила к ней и просила помочь. Кстати, сейчас моя мама тоже иногда приходит ко мне с разными материалами, просит прочитать и высказать свое мнение.

То есть вы до сих пор друг с другом советуетесь по поводу творчества?

Если я чувствую потребность в профессиональном совете, во взгляде со стороны от человека, которого я очень хорошо знаю, то я иду к маме. И она всегда выскажется по существу – это не будет совет мне как дочери, вроде «Ты молодец, ты всё правильно сделала», нет, она скажет по делу.

Говорят, что в театральном институте очень токсичная обстановка. Это так? Сталкивалась ли ты с буллингом со стороны одногруппников или педагогов?

Конфликты в коллективе, конечно, возникали. Иногда, в самом начале обучения, мы собирались курсом по какому-то вопросу и без крика не могли ничего решить. Но, чем старше мы становились, тем уважительнее начинали относиться друг к другу и к себе. И я очень благодарна своему курсу и педагогам.

Я знаю, что ты сталкивалась с буллингом в школе. Можешь рассказать про это? Из-за чего это происходило?

Слушай, ну в детстве я много переезжала, часто меняла школы – ребенку в новом коллективе всегда сложно. Я меняла школу пять раз! Иногда буллинг происходил без причины, а просто потому, что накал ненависти друг к другу у детей в классе настолько большой, что его нужно на кого-то выплеснуть. Я расскажу один случай, я училась вроде во втором классе. И еще не знала, что значит – дать сдачи. Однажды пришла в школу в рубашке, которая застегивалась на кнопочки спереди. На перемене нас выпустили в рекреацию – мы с одноклассниками бегали, общались, и в какой-то момент ко мне сзади подбегает одноклассник, резко дергает мою рубашку в стороны и все кнопочки расстегиваются. У меня нет под ней ничего – ни топика, ни лифчика, мне восемь лет... Все видят мое голое тело. Я хочу провалиться от стыда, очень больно, обидно и страшно. Все ржут, смеются, издеваются — что ты можешь с этим сделать? Ничего по сути, ты можешь застегнуться, проплакать, убежать или вернуться на урок. Можешь позвонить маме рассказать эту историю, а мама в Питере в театре. И вот мама приехала, я ей рассказала, она ответила: значит, так, дочь, будем учиться драться, отрабатывать удары с близкого расстояния. Сделала мне самодельную макивару и сказала: «Сжимаешь крепко кулак и бьешь, но так, чтобы большой палец не выступал, иначе будет вывих». И вот я тренировалась все выходные. На следующий день пришла в школу и после очередной шутки в мой адрес дала в нос обидчику. Кровь, скандал, маму вызвали в школу... Но таким способом внимание коллектива, конечно, тоже не завоюешь – с помощью кулаков, я имею в виду. Со временем я поняла, что не все коллективы бывают такие – и чем старше, тем в школе было лучше.

Полина, вернемся к кино и твоей актёрской карьере. Ты рассказывала «Кинопоиску», что окончательно определилась с актерской профессией, когда ходила к маме в «Гоголь-центр», где она работает.

Да, такой был момент.

Скажи, я правильно понимаю, что ты сама не принимала участия в спектаклях «Гоголь-центра»?

Нет-нет, я никогда там не работала.

А хотела бы?

Знаешь, когда я поступала в театральный — это было моей мечтой! Я именно-то и решилась поступать на актёрский, когда увидела, как ребята из «Седьмой студии» существуют на сцене. И я влюбилась в эту смелость, абсолютную откровенность, свободу, красоту и молодость. Когда выходили спектакли, это был 2013 или 2014 год, для меня, семнадцатилетней девочки, это было одним из очень важных открытий в жизни: оказывается, есть такие люди, как и я, – не совсем, как все, и они от этого кайфуют, этого не стыдятся, не боятся, а, наоборот, делают главным достоинством. И я действительно очень была влюблена в творчество «Седьмой студии» и, увидев спектакль «Братья», подумала: «Хочу как они!» Но, к сожалению, не сложилось, потому что в тот год, когда я заканчивала институт и мои однокурсники показывались в театрах, как раз в разгаре было дело «Седьмой студии», да и мое желание попасть в труппу репертуарного театра на тот момент ушло на второй план.

«Гоголь-центр» известен своими яркими провокационными постановками, и очень часто актеры обнаженными играют на сцене. Как ты относишься к обнаженке такого вида? Смогла бы принять участие в подобном спектакле?

Ну все актеры, которые у них на сцене обнажаются, невероятно красивы. И, да, для этого нужны определенная смелость и свобода, мужество, чтобы вот так, без рамок и границ, существовать на сцене. Не знаю, смогла бы я или нет, наверное, смогла бы. Я раньше говорила с абсолютной уверенностью точно так же в интервью: да, сто процентов смогла бы, для меня это не является сложностью, потому что у меня был опыт съемок в постельной сцене. Но обнаженные сцены в кино – это другое. Безусловно, это тоже определённый шаг, который требует откровенности, но всё равно в момент мотора и записи дубля с площадки уходят все лишние и остаются только самые необходимые люди из съемочной группы. Соблюдаются все этические нормы, чтобы человек не думал о том, как он выглядит, не смущался, был свободным и занимался делом. Какой заряд энергии должен происходить на сцене, когда ты стоишь на ней абсолютно голый и открытый, я не знаю, у меня не было такого опыта. Я всю жизнь говорила, что, если это будет оправдано, то почему бы и нет. И продолжаю думать так же. Моё тело — точно такой же инструмент, как и мой голос, мое лицо, мои глаза. И вообще, актер сам по себе – свой собственный инструмент, у тебя для существования в кадре и на сцене нет ничего, кроме тебя и партнера, никаких других ресурсов.

А можешь рассказать подробнее про сцену в кино? Что это был за фильм? Как съёмки проходили?

Это был фильм «Юморист» Михаила Идова. Алексей Агранович там играл главную роль, у меня была роль второго плана – девушки-студентки, которая ушла с главным героем в отель и провела с ним ночь – максимально неудачную, но от этого не менее смешную и трогательную. На самом деле еще на пробах меня предупредили о том, что будет постельная сцена, Михаил сказал, что проект исторический, и всё будет в рамках законов того времени. Сами съемки проходили следующим образом: сначала была репетиция в халатах, мы отработали с Алексеем Аграновичем все действия, реплики. А потом включилась камера, мы сняли халаты и начали снимать. Это просто работа. И то, что я потом увидела на экране, меня порадовало. Я волновалась, что, может быть, какие-то мои несовершенства будут заметны, но сняли красиво!

Последнее, о чем хотела тебя спросить, твои секреты красоты. Как ты относишься к косметологам, «уколам красоты», пластике. Главный инструмент актрисы – ее лицо, как ты относишься к вмешательству в свой организм с помощью косметологии?

Рассказываю. По поводу пластики. Я не собираюсь колоть себе что-то вроде ботокса или того, что может изменить черты лица. Но прошлой осенью, зимой и весной я проходила курс мезотерапии, полгода колола лицо. У меня очень проблемная кожа, я с ней борюсь на протяжении многих лет, примерно с третьего курса института. У меня дичайшие высыпания, акне. Хорошая кожа у меня только летом и на море! А когда у тебя съемки, сложный грим, особенно пластический, когда кожа не дышит и не отдыхает от косметики, естественно, это сказывается на лице.

Пока я проходила пробы в один из новых проектов, у меня было совершенно чистое лицо. Как только у меня начались съёмки, на лице появились высыпания. Я очень нервничала и переживала, не знала, что с этим сделать: ты не можешь сделать чистку, потому что следы от нее заживают несколько дней, а на следующий день тебе в кадр, и там лицо покрывают тоном, от которого твоя кожа устала. И это замкнутый круг! Надо сказать, что мне очень повезло с художниками по гриму и вообще с командой, которая помогала мне и поддерживала каждый день. Я кучу всего перепробовала, и антибиотики, и ретиноиды, и уколы. И вот эта борьба происходит в моей жизни постоянно. Иногда ситуация улучшается, иногда всё возвращается обратно, поэтому косметология имеет очень большую роль в моем жизненном ритме. И еще питание! Например, раньше я говорила, что ем и не толстею, но на самом деле проблема не в этом. Всё немного сложнее: если я ем что-то вредное, это отражается на моей коже! Я стараюсь следить за питанием и, когда есть такая возможность, хожу к косметологу.