Виктимология: существует ли наука, которая учит нас не быть жертвами?

Наша колумнистка Екатерина Попова рассказывает, что такое виктимология и поможет ли её изучение женщине не стать жертвой насилия.
Виктимология: существует ли наука, которая учит нас не быть жертвами?
Getty images

Всякий раз, когда обсуждается очередной случай насилия над женщинами, появляются люди, объясняющие, что девушка сама виновата: ей не стоило вызывающе одеваться, выпивать или заходить в квартиру мужчины. Очень часто такие комментаторы ссылаются на виктимологию: вот, мол, даже специальная наука есть, которая объясняет, как не стать жертвой преступления. А раз целую науку придумали, то и сомневаться не приходится — в случившемся есть доля вины не только агрессора, но и того, кто пострадал от его рук. Утопающим, чтобы спастись, советуют схватить себя за волосы и как следует дёрнуть вверх: берите, дорогие дамы, жизнь в свои руки. Нельзя уговорить насильника не насиловать, зато вы легко можете сделать так, чтобы ему и в голову не пришло обратить на вас внимание.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

На первый взгляд, звучит логично, ведь если существует наука, изучающая поведение жертв, то должны быть и особенности такого поведения, привлекающие преступника. Однако стоит взглянуть на виктимологию внимательнее, и становится понятно: подобная трактовка к реальности не ближе, чем фильм Андреасяна «Тот ещё Карлосон!» — к оригинальной сказке Астрид Линдгрен. Давайте же разберёмся, что из себя представляет виктимология и почему она не занимается вычислением оптимальной длины юбки и допустимым количеством вина в бокале во время свидания.

Виктимология изучает не только жертв преступлений

Виктимология не ограничивается рамками правонарушений — это комплексная наука. Давид Ривман, например, в своём учебнике выделяет помимо криминальной виктимологии травмальную (изучающую жертв травматизма), виктимологию быта и досуга (связанную с вопросами безопасности на воде, транспорте и т. д.), психиатрическую и виктимологию катастроф.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

А психологиня и докторка физико-математических наук Ирина Малкина-Пых отмечает, что вопросы виктимологии стали объектом криминологических исследований во времена Второй мировой войны, когда на Японию были сброшены две атомные бомбы и погибли десятки тысяч человек, что и подтолкнуло японских ученых к исследованиям причин жертвенности.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

А теперь попробуйте представить себе такие же советы жертвам Хиросимы и Нагасаки, которые сейчас дают изнасилованным женщинам: «Зачем вы вообще жили во время войны в городе, где большинство построек деревянные? Разве трудно было уехать в деревню, которую бомбить не будут? Почему сразу не убежали, заметив самолёты?»

Звучит глупо, правда? Так что всегда стоит помнить: виктимология — область, охватывающая разные сферы жизни. И изучает она не частные случаи, а масштабные явления и не для того, чтобы возложить ответственность на пострадавших, а чтобы понять, как уменьшить их число, и неважно, идёт ли речь о числе изнасилованных женщин или людей, погибших во время военных конфликтов.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Виктимология изучает не только поведение жертв

Вопреки расхожему стереотипу виктимология очень мало внимания уделяет внимания тому, размахивал ли дядя Петя крупными купюрами, покупая пиво в ларьке, так, что их видел стоящий в очереди рецидивист Вася, у которого как раз не хватало денег на опохмел. А вот почему ограбленных людей на улице, где живут Вася и Петя, в два раза больше, чем в других районах города, — это уже вопрос пристального внимания специалистов.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Иными словами, виктимология не крутится вокруг поведения жертвы — она изучает сложную взаимосвязь между пострадавшими, преступниками, правоохранителями и социумом. И связь эта включает десятки и сотни самых разных нюансов. Например, число насильственных преступлений меньше там, где растёт больше высоких деревьев: по мнению экспертов, потенциальный преступник считает, что такой район более ухожен, а, значит, поймать в нём могут с большей вероятностью.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

И даже когда речь заходит о субъективных факторах, то в центре внимания оказывается не поведение жертвы, а то, почему оно притянуло преступника. Не имеет значения, почему Маша после свидания зашла к Коле на чай, и объясняла ли ей мама, что так делать нельзя. Важнее, почему Коля счёл, что раз приняла приглашение — обязана заняться сексом, и не выпустил Машу из квартиры, пока не изнасиловал. И самый главный вопрос: почему полицейские, к которым обратилась девушка, назвали это «ненастоящим изнасилованием» из-за того, Маша сама зашла в дом знакомого мужчины, и как такое отношение правоохранителей сказывается на готовности женщин подавать заявления и раскрываемости преступлений.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Тем не менее виктимологию продолжают воспринимать как науку, которая выясняет, чем же жертва спровоцировала преступника. Часто это связано с тем, что большинство людей, упоминающих эту теорию, знают её лишь поверхностно — по случайно слышанным фразам, вырванным из контекста, и додуманным теми, кто их транслирует.

Например, в учебнике Ривмана говорится, что без изучения жертв с виктимогенными девиациями невозможна разработка мер, направленных на профилактику провокационного по­ведения человека, которое может оказаться опасным для него самого. Также Ривман, разбивая пострадавших на типы, выделяет категорию «агрессивных жертв». А дальше уже воображение обывателя рисует иллюстрацию: сварливая жена-истеричка Таня кричит на мужа, за что и получает оплеуху. Вот же, всё по учебнику! Надо просто объяснить Тане, что пилить супруга нельзя, — и вот мы уже живём в мире без домашнего насилия.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Но стоит изучить книгу внимательнее, и становится понятно, что автор имел в виду совершенно другие случаи. Поведение агрессивной жертвы — это совсем не ссора с мужем, а нападение или попытка совершить преступление. Иными словами, нет никакой глупой скандалистки Тани, а есть рецидивист Вася, у которого уже кончились рубли, отжатые у дяди Пети, и который зашёл в магазин и, размахивая ножом, потребовал от продавца Олега немедленно сдать кассу. Однако у Олега под прилавком оказалась бита, которой он и отходил Васю, нанеся ему телесные повреждения средней тяжести. Жертва ли Вася в этой ситуации? Вполне. Сам ли он виноват в произошедшем? Конечно, ведь Олег защищался. Надо ли что-то делать, чтобы Вася больше не нападал на продавцов? Несомненно.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

И именно этим занимается виктимология: пытается разобраться, что необходимо сделать, чтобы Вася не был бит, а Олег — напуган. Что да семейных ссор, то разбираться с ними — прерогатива психологов.

Виктимология даёт советы не жертве, а государству

Вернёмся в Японию, с которой всё начиналось. В этой стране часты землетрясения, и потому людей с детства учат, что делать, если ты оказался в эпицентре. В Швеции могут зимой во время учебной тревоги вывести босых детей на улицу: и никто из родителей не возмутится, зная, что навык выскакивать из здания во время пожара, не пытаясь обуться и найти куртку, может спасти ребёнку жизнь. Именно для этого нужна виктимология катастроф: проанализировать, какие ошибки совершают люди во время стихийных бедствий, и научить их вести себя иначе.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

И «научить», а не «рассказать» будет ключевым словом. Как-то в здании, где наша школа танцев снимала зал, включилась пожарная сигнализация. Наша группа оказалась единственной, которая выскочила на улицу, в остальных преподаватели, выглянув в коридор и не увидев дыма, продолжили занятия. Конечно, все знали правила безопасности. Вот только знание не превращается в исполнение, пока схемы поведения не отрабатываются раз за разом, превращаясь в автоматическую реакцию. И добиться этого можно, только когда учебные тревоги обязательны и регулярны, а должностные лица относятся к ним серьёзно.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

С криминальной виктимологией всё ещё сложнее. Во-первых, невозможно стандартизировать правила: нет работающих аксиом вроде «можно безбоязненно заходить в квартиру мужчины, если вы знакомы три месяца». Во-вторых, даже известные рекомендации часто оказываются невыполнимы. Можно сколько угодно рассказывать Маше, что после заката нужно сидеть дома, но что ей делать, если на улице разбиты фонари, смена заканчивается в десять вечера, а совет родиться в состоятельной семье в благополучном районе она уже не выполнила? В-третьих, очень часто обучение технике безопасности встречает сопротивление. Например, многие дети оказываются жертвами сексуального насилия, потому что не понимают, к чему их склоняют взрослые (особенно когда это члены или друзья семьи), но попробуйте заговорить про сексуальное просвещение — и сразу половина родителей встанет на дыбы: вы хотите развратить наших малышей!

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Так что виктимология и не пытается учить Машу, как ей не оказаться жертвой преступления. Она занимается тем, что объясняет государству, что нужно сделать, чтобы Маша не пострадала. Жертвы разбиваются на категории не для предъявления им адресных обвинений в опасном поведении, а для выявления виктимных групп и помощи им. Виктимологическая профилактика — это не стенды с инфографикой «Какая длина юбки безопасна?», а деятельность государственных и общественных институтов, направленная на нейтрализацию или устранение обстоятельств, формирующих виктимное поведение. И меры могут быть самыми разными: например, после того как лондонский район Стоунбридж был признан криминогенным из-за особенностей ландшафта, его перестроили, а жителям выделили деньги для оборудования каждой квартиры квартала системой сигнализации.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Российская виктимология отстаёт от западной

Нельзя сказать, что виктимология никогда не перекладывала ответственность на пострадавших. В ней хватает виктимблейминга, и не всегда его объектом становится Вася, который заболел переломом челюсти и сотрясением мозга, когда пытался ограбить магазин. В российской научной традиции, скажем, активно используется понятие виктимности как склонности человека становиться жертвой преступления в силу своих личных качеств.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Вячеслав Туляков, например, в монографии «Виктимология» говорит про «жертв с ретретистской активностью» — пассивных провокаторов, которые своим внешним видом подталкивают преступников к совершению правонарушений, а кандидат юридических наук, заслуженный работник МВД CCCР, автор более 150 работ Вениамин Иванович Полубинский пишет, что преступник лишь реализует виктимность пострадавшего, превращая её из потенциала в реальное преступление.

Делегировать ответственность жертвам удобно не только обычным людям, желающим сохранить веру в справедливый мир, где плохие вещи случаются лишь с теми, кто ведёт себя неправильно. У правоохранителей есть свой интерес: вина пострадавших — отличный повод объяснить растущее (или упорно отказывающееся сокращаться) число преступлений: «Мы-то изо всех сил раскрываем и профилактируем, но что ж делать, если всякие индивиды с ретретистской активностью ходят и провоцируют, ходят и провоцируют!»

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В современной западной виктимологии термин «виктимность» почти не используется, а идея виновности жертвы активно критикуется. Во многом это произошло благодаря авторкам-феминисткам, изучающим проблему: они первые заговорили о том, что проблема не в короткой юбке Маши, а в Васе, который считает особенности предметов гардероба приглашением к сексу. И потому не девушкам надо объяснять, как правильно себя вести, а мужчинам — что насилие неприемлемо. И не уговаривать их, а решать проблему на государственном уровне: например, приняв закон о согласии.

Если открыть статью о виктимологии в англоязычной версии Википедии, можно увидеть, что она раз в десять длиннее той, что размещена в русскоязычном варианте сайта. И значительная её часть посвящена помощи жертвам — эту составляющую профилактики преступлений на Западе считают крайне важной. Пострадавшим оказывается психологическая и юридическая помощь, в ряде стран предусмотрены материальные компенсации. Логика простая: если человек знает, что получит поддержку, то с большей вероятностью сообщит о преступлении. Верно и обратное: в своей работе Attitudes toward Rape: Feminist and Social Psychological Perspective Коллин Уорд рассказывает о женщине, которая после общения с полицией заявила, что в следующий раз будет молчать об изнасиловании, — настолько травматичным оказалось общение с правоохранителями. А такое молчание чревато: чем меньше информации о преступлениях, тем сложнее анализировать ситуацию и разрабатывать эффективные меры по предотвращению насилия.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

К сожалению, переводы западных статей и тем более книг по виктимологии — редкие гости в Рунете. Однако даже знакомства со старыми советскими текстами достаточно, чтобы понять: нет никакой науки, которая научит вас не быть жертвой. Думать так — это как считать, что прочитанный учебник по экономике надёжно защитит от любого экономического кризиса. Если ещё раз услышите, что существует специальная дисциплина, изучение которой гарантирует, что вы никогда не подвергнитесь насилию, отвечайте, что от домашних боксеров защищают охранные ордера, развитая сеть убежищ и эффективная работа правоохранителей. И виктимология — как раз дисциплина о том, почему такие меры нужны, а не сборник советов вроде «Топ-10 способов не быть изнасилованной».