Конкурс страшных рассказов: «Завеса», Анастасия Шалункова

Вдалеке мерцали фары машин поисковиков, а откуда-то со стороны города уже запускали салюты. Время приближалось к восьми вечера, а значит, кому-то точно было суждено встретить новогоднюю ночь не дома, а в лесу.

— Возьми, — Яр протянул мне свою пару очков.

— Ну а ты как?

— У меня глаз наметан, — муж пожал плечами. — Надевай.

В новогоднюю ночь мы выходить в поля не планировали... Завеса истончалась на традиционные календарные праздники — например, в сочельник, он же Йоль, на Хэллоуин, или на Ивана-Купалу. А вот тридцать первого декабря «потеряшки» всегда сплошь обычные — загуляли, запили, решили все бросить и исчезнуть.

Прямо сейчас там, где горели фары, волонтеры собираются вокруг координаторов. Те, кто поопытнее, наверное, уже ушли в лес искать пропавшую.

Но они ее не найдут.

Таня. Девятнадцать лет. Девочка с картинки, про таких говорят «дочь маминой подруги». И работает, и учится. Женственная, добрая, мечтает о большой семье и самореализации. Вышла в полдень забрать подарки из пункта выдачи и исчезла. Камеры видеонаблюдения засекли ее садящейся на дальнюю электричку. Без шапки, в расстегнутой куртке. Даже без сумки.

Будто что-то позвало ее, потащило на невидимом поводке — сюда, в почти первобытный зимний лес.

— Идем? — Яр потянул меня за рукав куртки. Только сейчас я заметила, что мой муж почему-то в осенней куртке и коротких ботинках, будто собрался пробежаться до супермаркета во дворе.

— А ты не легко оделся? Там всегда холоднее, чем здесь.

— Времени не было собираться, — он пожал худыми плечами.

— А у меня было? Слушай, откинешься, буду потом ментам и твоей родне рассказывать, что ты в лес на подледную рыбалку ходил?..

— А ты им скажи, что я... — Яр задумался. Быстрые и остроумные ответы никогда не были его сильной стороной.

— Что? Запойный алкоголизм приписывать тебе не буду, все равно никто не поверит.

Яр улыбнулся и прислонился своим лбом к моему.

— Давай побыстрее вытащим Таню, и не придется никому ничего объяснять.

— Давай.

Мы двинулись вперед к завесе, чем дальше, тем сильнее утопая в сугробах. Снег забивался в сапоги, ветер свистел в ушах. Яр то и дело ругался, проваливаясь по колено, и я подозревала, что все новогодние праздники мы проведем простуженные дома.

— Стой,— сказала я мужу.

Завеса внезапно оказалась на расстоянии вытянутой руки, будто двинувшись навстречу нам.

...Многие пересекают грань, даже не заметив. И многие возвращаются, не поняв, что побывали в месте из страшных сказок.

А для кое-кого это путешествие в один конец.

Дети из неблагополучных семей. Подростки, чьи депрессии обычно объясняют мерзким словом «зажрались». Выгоревшие от непомерных ожиданий юноши и девушки.

Они уязвимы. И монстры ловят их на крючок. Проводят через завесу в иной мир — и такой человек не возвращается уже никогда. Он навсегда остается пропавшим без вести, ни живым, ни мертвым в глазах закона и людей.

Если такого «потеряшку» не отыщем и не вырвем из лап чудовищ мы с Яром.

По лицу мужа пробежала тревога: он был егерем с шестнадцати лет, а я всего четыре года. И все равно боялся. Каждый раз.

Яр вытащил из кармана костяной нож. Повертев его в пальцах, муж вонзил лезвие в завесу, разрезая ее, как плотную ткань.

Сначала она не поддавалась, как не поддается тупому ножу сырое мясо. А потом костяной нож поддел нужный шов, и завеса раскрылась.

В образовавшемся проходе зияла тьма.

Яр взглянул на меня, будто ожидая, что я откажусь идти. Будь его воля, я бы никогда не ходила на ту сторону.

— Пошли, — я шагнула вперед, во тьму.

Есть всего два правила, и егерь должен вырезать их себе в памяти. Первое: никогда не оставайся за завесой дольше, чем нужно. И никогда не смотри в глаза чудовищам.

Иначе они заберут тебя.

Иссиня-черное небо сияло незнакомыми звездами. Деревья в три раза выше, чем обычные, напоминали черные колонны. Потусторонняя стужа проникала даже сквозь теплую одежду, будто в мое нутро напихали льда. Снег доставал до колен, но был при этом легким, как пудра.

И пах свежей кровью.

Завеса начала медленно закрываться — она срасталась будто рана, издавая хлюпающие звуки.

— Если что, — наказал мне Яр, — сразу возвращайся, не ходи за мной.

В неверном свете иного мира его рыжие волосы казались черными, совсем как у меня.

Надо найти Таню — выпихнуть ее в мир живых и возвращаться. В тепло. Но это не так просто. Монстры не крадут, не похищают, а заманивают. Если дома всё хорошо, если на душе кошки не скребут, то голосов чудовищ и не услышишь.

А вот если наоборот...

Я сама была такой же. Устала от всего. От скандалов дома, от непомерных требований. От собственных ожиданий, от рухнувших надежд на будущее. И меня, как ребёнка из легенды про крысолова, потянуло прочь из города, в глубокий лес — к завесе, где притаилась тьма.

Яр тогда меня перехватил у самой границы. Отпугнул чудовищ и буквально за шкирку притащил домой. Я лишь успела заметить, как блестит завеса и то, что меня ждало в засаде.

Чудовище, сотканное из тени, с горящими черным пламенем глазами.

Так я узнала, что я егерь. Тот, кто может проходить через завесу и спасать «потеряшек» от чудовищ. Вроде как потусторонний поисковик-спасатель. Служба древняя, появившаяся одновременно с человечеством. Незаменимая. Тяжелая.

Яр схватил меня за руку.

— Отвернись, — тихо приказал он.

На меня смотрело нечто. Рассматривало, изучало. Выбирало.

Принимало решение.

Я судорожно перебирала мысли. Обычный же мир где-то рядом, за порогом. Там вовсю резали салаты, ругались из-за неправильно накрытого стола. По телевизору показывали знакомые наизусть советские фильмы и странные новогодние телешоу. Гремели салюты в загрязненном городской засветкой небе. Коньки рассекали катки на городских площадях.

Кст. Кст. Кст.

Ледяное чудовище потянуло ко мне когти. Я оступилась и упала в снег, выпустив руку Яра.

Кст. Кст. Кст...

Я замерла, прикусив губу, чтобы случайно себя не выдать. Главное — не кричать. Не паниковать.

Не шевелиться.

Я ждала. Холод уже был такой, будто его источник находился внутри меня. Наконец, я решилась открыть глаза.

Никого. Никаких чудовищ.

И Яра тоже.

Он будто испарился, даже следов не было. Расстояния здесь тоже иные. Иногда можно пройти сотню верст и обнаружить, что все еще стоишь на месте, а бывает, сделаешь шаг и оказываешься в неделях пути от исходной точки. Я сжала в кармане собственный костяной нож. Если я сумею найти Таню первой, то мне надо будет прорезать завесу самостоятельно, оставив Яра позади. Он опытный, выберется.

Я двинулась вперед, повинуясь интуиции. Живые люди за завесой как невидимые огоньки, надо только повиноваться тому, что называют чуйкой. В первый год я еще пыталась найти хоть какую-то логику, но Яр меня отучил. Просто нужно идти туда, куда кажется, что надо идти. А чуйка меня никогда не подводила.

Покрайней мере, по эту сторону завесы.

Он тебя бросил. Ты не поняла? Он бросил тебя, твой муж. Использовал как наживку, а сам забрал «потеряшку» и вернул ее домой. Думаешь, ты у него такая первая? Он заманил тебя сюда!

Чудовище дергало за ниточки, заманивая в ловушку.

Твоя семья забыла о тебе. Они ведь расстроились, когда Яр спас тебя. Ты вечно им напоминала, чего они лишились, когда ты родилась. Карьеры, возможностей. Они тебя не хотели. И думали, что хоть так от тебя бы избавились.

Я закрыла глаза и расслабила руки. Из-за холода это было сложно — мышцы сводило до боли.

А знаешь, почему тебя не любили? Знаешь, почему оказалась здесь? И почему Яру ты нужнее, чем он тебе?

А я не слушала, а вспоминала.

Как впервые почувствовала, что делаю что-то важное, что-то почти сравнимое со спасением мира. Помогая людям, разве не делаешь то же самое? Принося на руках заблудившихся детей, уговорив подростка вернуться домой. Найдя правильные слова для тех, кто потерял вообще любую волю к жизни.

Как впервые взяла в руки костяной нож и разрезала им завесу. Вспоминала, как обнимала Яра, будто он был призраком, который вот-вот мог исчезнуть, а он гладил меня по волосам и говорил, что никуда не уйдет.

Чудовища замолкли. Нити оборвались. Я снова осталась одна.

Еще какое-то время я стояла так, собираясь с силами. Пыталась вспомнить, как выглядела наша с Яром квартира. Елка с огоньками — да, мы успели ее поставить. Маленькая, но настоящая. Наш кот ее постоянно ронял, поэтому елку пришлось привязать скотчем.

Кот у нас тоже «потеряшка». Яр нашел его летом, испуганным и вопящим котенком, чувствующим присутствие потустороннего. Меня он до сих пор шугался, хоть и милостиво позволял кормить. А сейчас кот, должно быть, спал, ожидая, когда хозяева вернутся домой.

Черное небо давило, тишина оглушала. Я знала, что меж деревьями бегали тени, собравшиеся поглядеть на то, как я упаду.

— Кто ты?

Человеческий голос прозвучал так неожиданно, что я чуть не вскрикнула. Посреди замерзшего пруда стояла девушка. Без шапки, без куртки, хорошо хоть не босая.

Таня. Наша беглая студентка. Выглядит так, словно вышла выкинуть мусор. А позади нее кружила осязаемая тьма.

Я осторожно ступила на лед. Под поверхностью что-то зашевелилось, и я сделала усилие, чтобы не всматриваться.

— Тань, пойдем домой. Тебя ищут.

— Не пойду.

Я сняла капюшон, чтобы девушка могла видеть мое лицо. Голову тут же будто окатило ледяной водой.

— Почему? — осторожно спросила я, чтобы не спугнуть.

— Не могу больше. Я устала.

— Понимаю. Спишь по пять часов, в выходные и вечером работаешь. Остальное время учишься. А если и есть немного, когда отдохнуть, то помогаешь жене брата с ребенком, так?

Таня отвернулась от меня, а я судорожно стала вспоминать все, что смогла выяснить за два часа в дороге.

— Надо быть самой лучшей, самой успешной. Медалисткой, стипендиаткой. Никогда не опаздывать. Не грубить. Быть красивой, даже если для этого встать в четыре утра. А с каждым годом будет все сложнее и сложнее. Больше обязанностей, больше работы, больше нагрузки, больше требований. Тяжелее и тяжелее, пока от Тани ничего не останется, так?

Губы Тани задрожали, но она сдержалась: хорошие, воспитанные девочки не плачут.

А я стала думать, почему она сорвалась именно сегодня, тридцать первого числа. То, что за завесой не очень-то признает человеческий календарь. Сегодняшний день, с точки зрения чудовищ,ничем не отличается любого другого.

— Тебе не дали отдохнуть, да? — догадалась я, — Разбудили и погнали ни свет ни заря, словно ты не человек, а робот с симпатичной мордашкой? Новый год для всех, но не для тебя.

Таня опустилась на корточки. Что-то было в таких девушках, как она. Они как будто одновременно очень маленькие, хрупкие, и в то же время — слишком взрослые.

— Я так больше не могу, — всхлипнула «потеряшка», — я устала. Отчим лезет драться, брат, как к служанке относится. Даже съехать от них не могу, деньги мама забирает.

Под ногами мелькнула тень. Это что-то было в воде, оно держало Таню на поверхности этого пруда.

— Здесь монстры, Тань. Настоящие. Не человеческие, из криминальной хроники. А настоящие чудовища.

— Да и какая разница?

Дело плохо. Хуже уныния в нашем деле ничего нет. Если жертва выгорела настолько, что монстр-людоед предпочтительнее звонка будильника, то спасти такого очень сложно.

— Слушай, я была на твоем месте. Ну, лучшей дочерью я не пыталась быть, но скотского отношения хватанула. Это больно. Неприятно. Обидно. А когда бьют — то и страшно, и никто не поможет. И тогда ты бежишь. Со всех ног, куда-то. Прямиком в ловушку.

По щекам Тани катились слезы.

— А монстры шепчут: «Мы знаем, как лучше, иди к нам», — продолжила я. — Они обещают, соблазняют. Предлагают простые решения — остаться здесь. В этом потустороннем лесу. Стать одной из них. Но это не жизнь. Сначала ты сойдешь с ума, лишишься рассудка, а потом станешь монстром. Ты потеряешь свое тело, свой облик. Вся жизнь будет состоять из голода, холода и боли. Пойдем обратно. Пока ты жива, пока ты человек, ты сможешь справиться. Наори на родных, разбей пару тарелок. Свали в полночь на городскую площадь. Напейся. Танцуй до упаду. Живи.

Таня смотрела на меня ошалевшими глазами, но внезапно в них появилась толика надежды. Девушка сделала шаг навстречу

Я протянула руку, и в это же момент лед под нами треснул. Черная вода, больше похожая на студеную жижу, окатила мои ноги, и я откатилась в сторону, чтобы не провалиться в прорубь.

Таня закричала, и что-то тяжелое рухнуло рядом со мной.

Ты никому не нужна, ты ничтожество. Уродливая, глупая, ленивая. Да скажи спасибо, что тебя дома держат! Ты, убийца! Убийца!

Непредназначенные мне проклятия звучали фальшиво, но Таню они парализовали.

Оставайся. Здесь тебе будет хорошо. Не надо будет ни о чем думать. И ту девочку, ту девочку ты тоже забудешь. Кира. Девочку звали, Кира, помнишь?

Я встала, чувствуя, как ожившая пытается разломать лед. Нож. Мне нужен мой костяной нож.

Не мешай, беглянка.

Я сорвала с лица горнолыжные очки Яра и швырнула их как можно дальше. Вещь из мира людей отвлекла чудовище, и оно потянулось к теплу, исходящему из пластика, как мотылек к свету.

— Дай руку! — я вцепилась в рукав Тани.

— Там кто-то еще, — в ужасе шепнула Таня, — кто-то стоит!

— Тихо, — я заткнула ей рот и мельком, чтобы не пересечься взглядом с чудовищем, посмотрела на край озера.

Яр сжимал в руках собственный нож, и тот горел, будто сделанный из раскаленного металла. Чудовище переключилось на него — и я только могла догадываться, что именно оно пытается внушить егерю.

— Закрой глаза, Тань. Вспоминай. Хорошее. Как в детстве гирлянда бросала огоньки на стену? Помнишь такое?

Таня кивнула.

— Сосредоточься. Пусть это будет как маяк.

Я не хотела бросать Яра. Опытный егерь или нет, но чудовища к кому угодно найдут как подступиться. Надо возвращаться, Таня здесь долго не протянет.

Мы брели вперед, а тени тянулись из-за деревьев. Для них Таня горела как свет для мотылька — теплая душа, настоящая.

Я всматривалась во тьму, боясь пересечься взглядом с монстрами. Отблески, нужно искать отблески. Словно тонкая ледяная стена, мерцающая в свете звезд.

Останься, останься здесь.

На ощупь принялась тыкать в воздух ножом. От каждого моего движения вокруг нас собирались тени. Жуткий холод вновь разлился по телу.

Завесы нигде не было. Паника сжала сердце — и оно забилось быстрее, повинуясь древнему закону: не можешь бить в ответ, беги.

Тьма сгустилась над нашими головами — монстры пришли за добычей.

— А ну, идите сюда! Ну! — голос Яра зычно разнесся по мертвому лесу, и тени отступили, готовясь броситься.

И в этот же момент кончик лезвия подхватил край завесы, впуская в мертвый лес густой снегопад, грохот салютов и запах бензина.

Я вытолкнула Таню прочь — сама хотела остаться и помочь Яру — но перепуганная девушка вцепилась в меня так, что мы обе кубарем покатились по снегу. Завеса захлопнулась, выпуская нас на волю.

И Таня заревела. Она рыдала, как брошенный на улице ребенок — или как пациент в кабинете психолога. Я поднялась на ноги и потянула ее за собой.

— Пошли, хватит в снегу сидеть.

Таня подняла на меня глаза, но вместо того, чтобы подать руку, потеряшка оттолкнула меня и отползла в сторону.

— Тань, все нормально, все позади.

Глаза потеряшки расширились, рот чуть приоткрылся, будто она хотела закричать, но не могла.

Словно я сама была чудовищем.

— Иди, — вздохнув, я показала Тане по направлению к лагерю поисковиков, — Скажи, что заблудилась.

Наверное, я и правда была монстром. Я ведь егерь — хожу меж мирами и ношу в кармане костяной нож. И вся пропахла потусторонней хтонью.

А вот Таня забудет. Забудет и монстров, и завесу, и меня. Но ей будут сниться кошмары. И именно этот черный ужас будет подгонять ее, напоминая, куда может завести отчаяние. Может быть, мои собственные слова тоже запомнятся. Если пересечемся, у Тани возникнет странное ощущение, что она меня знает.

Вдалеке заискрилась завеса. Поймала себя на мысли, что разглядываю границу уже несколько минут, будто робот-доставщик, загипнотизированный лампочками на городской елке.

А потом завеса вспыхнула, и через мгновение проход в иной мир уже дразнил меня на расстоянии вытянутой руки.

Я повертела в пальцах костяной нож, но стоило мне коснуться лезвием завесы, как рукоятка обожгла кожу, и от неожиданности я выронила орудие в сугроб.

Завеса раскрылась сама собой, на этот раз не как рана, а как дверь, приглашая в дом. Я уже была на той стороне сегодня. Что будет со мной, если я зайду туда во второй раз?

Покачала головой, разминая шею. Черная тьма звала к себе, заманивала, нашептывала.

Приглашала.

Я обещала Яру ждать. Дважды туда нельзя ходить, а он опытный, он выберется. А если не выберется? Что тогда?

Возвращайся.

Голос звучал на самом краю сознания. Ласковый, в нем слышался хруст веток, плеск черной воды и запах крови на легком как пудра снегу.

Возвращайся.

Чудовища играли со мной, путала мысли. Я чувствовала присутствие Яра на той стороне, как огонек — обычных людей всегда видно в темноте, чудовища их чуют как кошки — запах сырого мяса.

По снегу шлось легко, я едва касалась красной корки.

...Яр был все там же на озерном льду, костяным ножом муж нарисовал круг, и ожившая тьма никак не могла подступиться к егерю.

Лед хрустнул, как только я ступила на него.

Отойди, приказала я. Он — мой.

Вернулась, вернулась, вернулась, вернулась.

Голоса чудовищ запели в моей голове, но я отмахнулась от них, приближаясь к защитному кругу.

— Я же сказал тебе уходить, — сказал Яр, избегая смотреть мне в глаза.

— Пойдем, — слова давались с трудом, горло свело спазмом.

— Тебе нельзя здесь так долго находиться!

Я потянулась к мужу руками, но вдруг увидела, что с ними что-то так не так.

Они и сами были, будто сотканы из тени.

— Ты все время забываешь, — слабо сказал Яр, — Каждый раз.

Черная вода, красный снег. Мертвая девочка, лет двенадцати. Она пошла гулять с друзьями, те были старше, они толкали и пинали свою спутницу. Девочка плакала, просила отпустить, но те смеялись тем жестоким смехом, что бывает только у подростков.

Я наблюдала за ними. Я была длинной тенью на закате, шелестом веток, темной водой в ночном водоеме.

— Таня, ты что наделала? — вскрикнул один из мальчишек.

Кто-то завизжал, а по бледному лицу мертвой девочки потекла кровь.

Подростки разбежались, а Таня громко плакала, мол, та сама споткнулась, и вообще ей нет четырнадцати, значит, ничего ей и не будет.

В тот вечер «я» пришла домой, напугав до смерти и обидчиков, и своих новых родителей. Скоро забыла и иную сторону, и чудовищ, стала человеком от и до. Но вечно слышала шепоток, мол, «она будто подменыш».

Подменыш... Яр так и сказал, перехватив у завесы: тогда, четыре года назад.

Ожившая тьма вспыхнула черным пламенем. Яр выставил вперед костяной нож, но щупальце выбило оружие из рук. Откатившись в сторону, оно упало в воду, навсегда сгинув в бездонном озере.

ПОШЕЛ ПРОЧЬ!

Я выпрямилась и, освободившись от тисков собственного тела, набросилась на чудовище. То издало скворчащий звук, как масло на сковороде, но отступило.

Человек. Теплый. Смертный.

Тьма растворилась, оставив меня один на один с Яром. Тот смотрел в сторону, избегая глядеть на меня. И также не решался выходить из круга.

Я пыталась позвать мужа, сказать, чтобы шел за мной. Что я выведу его в обычный мир, но вместо голоса изо рта вырвалось только тихое шипение, заставившее Яра, вздрогнуть.

— Чем дольше ты здесь, тем сильнее становишься одной из них, — тихо сказал он, — Снова.

Я ощутила злость. Негодование. Человеческие эмоции, помноженные на потустороннюю ярость.

Сбежав из дома, я пришла к изнанке. Меня не заманивали — зачем? Подсознательно я и так помнила дорогу. На меня смотрела тьма, забытая, но желанная. Та моя часть, что уже стала человеком, испугалась, хотела вернуться, пусть дома меня и избивал отчим, а та часть, что помнила, жаждала вернуться.

И жаждала поохотиться.

Я выследила Яра, когда-то брел прочь от завесы, упустив «потеряшку» — кажется, молодого выпивоху из соседней деревни. Яр злился на себя, и гнев привел меня к добыче, еще в облике человека.

Яр понял, что я такое, стоило мне произнести слова сочувствия. Но вместо того, чтобы достать костяной нож и загнать туда, где мне и было место, сказал:

— Чего в тебе больше? Человеческого или иного?

Темнота растворяла меня, и я тонула в ней как ледяной воде. Тем немногим, что связывало меня с миром людей, я пыталась уцепиться хоть за что-то, но не могла.

Подменыш, чудовище, монстр, тень. Принявшее облик мертвого ребенка и пришедшее к людям с чужой личиной.

— Кира! — крикнул Яр. — Дай руку!

Он смотрел прямо мне в глаза, нарушив главное правила.

Не смотреть в глаза чудовищу.

— Кира. Тебя зовут Кира! Ты не захотела обратно, не захотела снова становиться тенью. Ты захотела остаться человеком!

Завеса раскрылась, впуская в иной мир снегопад и грохот салютов. Яр крепко схватил меня за тонкое запястье и вытолкнул обратно.

Я лежала на спине, и на лицо мне падал мокрый снег. Руки снова стали обычными руками, а человеческое сердце быстро забилось.

Яр присел рядом со мной в снег, замерзший еще больше, чем я. Мне пришлось приложить усилие, чтобы просто поднять голову и посмотреть на него, а потом, приподнявшись, уткнуться лицом в его плечо.

Он здесь. Все хорошо. Он вернулся.

Я вернулась.

Яр гладил меня по спине и по голове. Что-то шептал, но я едва различала слова. Потом встал, потянув за собой, и обнял.

Тепло. В мире живых тепло. Я прижалась к Яру покрепче. Сверху продолжал падать новогодний снег. Только сейчас я поняла, в насколько тонкой куртке муж понесся на поиски.

— Слушай, ты же замерз, — сказала я. — Погоди.

Я расстегнула зимнюю куртку и накинула ему на плечи. Холод тут же окатил меня волной, но это было и близко не то, что я пережила на той стороне.

Воспоминания уходили. Растворялось и воспоминание о тени, прячущейся в деревьях. Девочка Кира помнила боль от удара, но потом, грязная и напуганная, она вернулась домой, и только недоверчивые взгляды обидчиков говорили, что там, в лесу, случилось нехорошее.

— В следующий раз дома тебя запру, — беззлобно пригрозил Яр, помогая встать, — Что с потеряшкой?

— Вернулась, — идти было тяжело, ноги были как чужие и еле слушались. — Мне кажется, я ее раньше встречала, но уже не помню где.

Яр кивнул. Сколько раз такое уже происходило? Сколько раз иная сторона брала надо мной вверх, напоминая, что Кира умерла в двенадцать лет, а то, чем была я, миру людей принадлежало лишь формально. И сколько раз я забывала это, отдаляясь от завесы и становясь тем, кем хотела быть: егерем, девушкой по имени Кира, женой поисковика по имени Яр?

И сколько раз мне становилось страшно оттого, что неведомая сила призывала спящее чудовище внутри меня?

По сугробам мы добрались до края поля, где у дороги стоял побитый жизнью (и не только) старенький внедорожник. Я тут же забралась внутрь — в машине было неприятно холодно, зато под сидением меня ждал двухлитровый термос с чаем.

Я разлила сладкую горячую жидкость по походным кружкам. Яр завел машину. Приборная панель вспыхнула оранжевым светом. Включилось радио, и тишину наполнили радостные голоса ведущих с работающих радиостанций.

— Кто поведет? — спросила я.

— Ну, девочку уговорила ты, так что я устал меньше.

— Угу, конечно, а не ты ли на себя натравил кучу монстров? Давай вылезай, меняемся местами!

— Сиди, я тебя из сугроба еле достал, — он со смехом пристегнулся и отпил из чашки. В темноте волосы Яра казались темными, а не рыжими.

— А ты мерз все это время. И, кстати, сюда вел тоже ты!

Мы беззлобно препирались так еще несколько минут, пока не решили — полпути он, потом меняемся.

— Только если я усну, ты меня разбудишь, а не как в прошлый раз, когда ты четыре часа ехал исключительно на силе воли и упрямства.

— Ты так мило спала на заднем сидении, мне было жалко тебя будить.

— Жалость — это, между прочим, хреновое чувство,— сказала я.

Цифры 23:59 сменились на 00:00. Над нами снова рванул салют, осыпав небо фиолетовыми искрами.

Яр нагнулся и поцеловал меня в щеку. Потом завел машину, а я допила чай и скрестила руки на груди, пытаясь сохранить тепло.

— Кст, кст, кст, — пробормотала я себе под нос.