Следователь Теплов наклонился над телом девушки так низко, что почти коснулся серого лица губами. Опять этот горько-сладкий запах. Кто-то не пожалел парфюма и щедро опрыскал труп.
Конкурс страшных рассказов: «Сиреневое сердце Барто», Наталья Лебедевская

– Виталий Игорич! Ну вы её ещё поцелуйте! – послышался недовольный голос Кочкина.
Теплов не отреагировал. Участковый Руслан Кочкин сразу ему не понравился, ещё при первой встрече, неделю назад, на вокзале. Вместо того чтобы дать полный отчёт о происшествии, Кочкин всю дорогу в машине травил байки и анекдоты.
Следователь молча разглядывал бледное лицо и руки потерпевшей, щупал окоченевшую ладонь. Девушка, одетая в свадебное платье, грязное от земли и дождя, не реагировала. Разломанный гроб валялся рядом.
– Когда умерла? – Теплов поднял взгляд на Руслана.
Тот подошёл к деревянному кресту, который лежал недалеко от вырытой могилы и прочитал:
– Так-с. Чонина Дарья Александровна. Седьмого ноль девятого две тыщи четырнадцатого – четыре дня назад, значит.
– П-п-п... ля! – вдруг вырвалось изо рта девушки, тело дёрнулось, а синие губы задрожали.
– Совершенно с тобой согласен, милая, – пробормотал Теплов.
– Ы-ы... – выдохнула она в ответ.
– Вчера Дашу хоронили, – сзади послышался скрипучий голос, потом хрустнули ветки. Из-за электрической будки вышел бородатый дед в серой телогрейке.
– Родственник? – Теплов закурил и окинул подозрительным взглядом старика.
Тот замешкался.
– Нет, я Аннушку – жену, вчера навещал, – он показал пальцем на ухоженную могилу, – Вот и видел.
Теплов встал, отряхнул колени.
– Третий труп оживает за месяц. Их, может, заживо хоронят просто, нет? Неужели никого вообще это не смущает? В вашей деревне, кто за это отвечает? Кто смерть констатирует? – Грозный взгляд следователя заставил деда опустить глаза.
– Всё от лукавого... – промямлил тот в ответ, – И не деревня у нас, а посёлок городского типа.
– Смотри-ка, «деревней» я его обидел. Ну, извините! А вообще, это я тебя, Руслан, спрашивал. Участковый ты или где?
Кочкин возмутился:
– Я так-то всего два месяца рабо...
– Па-а-ал-л-ля! – вновь забормотала девушка, и пальцы её правой руки зашевелились.
– Вот, и Дарья со мной согласна. Бардак у вас тут! Сейчас, Даша. Потерпи немного. Сейчас врачи приедут.
Теплов вновь присел рядом с «покойницей», убрал прилипший берёзовый лист с её лба, вгляделся в прозрачные глаза. Он мог поклясться, что от зрачка, если присмотреться, отходили четыре лепестка, будто на радужке нарисовали цветок. Девушка моргнула. Теплов вздрогнул. Он знал, минут через пятнадцать труп порозовеет. Потом восстановятся органы. Через день Даша нормально заговорит. Болтать будет много, не останавливаясь, как и её предшественницы. Потом будет много плакать. А ещё через несколько дней замолчит, потому что ей станет страшно.
– Ну, с днём возвращения тебя, Дашенька! – грустно прошептал Теплов и тут же вспомнил, что не перезвонил жене.
Он потёр тыльной стороной ладони лоб, снял нитриловые перчатки и достал телефон.
Двенадцать пропущенных.
– Ну что, Руслан? Маньяк, воскрешающий утопленниц у нас? Третья, значит. Тоже ведь утонула, да?
Телефон вернулся в карман. «Прости, Вера, позже перезвоню».
– Ага, как и Смирнова с Ерохиной, – ответил Кочкин.
Следователь поёжился. Сентябрь в этом году выдался промозглым, и тонкая кожаная куртка не спасала от порывов ледяного ветра.
Вдалеке послышалась сирена скорой помощи. Теплов указал Кочкину на тело.
– И проследи, чтобы аккуратно на носилки положили. Хрупкая она ещё. Не сломали бы чего. А я пройдусь тут.
Руслан кивнул.
Следователь медленно зашагал по тропинке вдоль неровных могил, мимо сломанных оградок и крестов с табличками. Он подумал, если бы тогда Вера родила, их дочь была бы того же возраста, что и Даша. Больно кольнуло в груди. Это Теплов настоял на аборте, и всё это время не мог себя простить. Почему он решил, что они не справятся, чего испугался? Вера так переживала потом, что даже наглоталась таблеток. Хорошо, что врачи успели её спасти.
Следователь вновь достал старенькую «Нокию», чтобы набрать жене, но заметил,что старик с кладбища плетётся за ним.
– Хотели ещё что-то рассказать? – спросил Теплов и закашлял.
Дед остановился, снял с головы клетчатую потёртую кепку и сжал в ладонях. Потом расправил, снова смял и сунул в карман телогрейки.
– Ну я не то чтобы. Просто, все ж знают, но молчат...
– Говорите уже.
Старик быстро заморгал.
– Танька это всё, товарищ милицейский. Танька Барто может такое. Ведьма она.
Заморосил дождь.
Дед нервно почесал нос, сунул руку в карман, достал кепку и надел.
– Ну, рассказывай, где живёт эта Танька? – хмуро произнёс следователь и закурил.
***
– Вот, Виталий Игорич, – Кочкин стоял в дверях комнаты общежития, в которой жил Теплов на время командировки в Кадниковском. Руслан протянул сложенную вдвое бумагу.
– Что это?
– Это адрес Барто.
– Оперативно, Кочкин. Молодец! А то дед этот заладил: «Не знаю! Да не знаю!» Зачем вообще про неё трепался тогда? Заходи.
– К ним подход нужно иметь, Виталий Игорич.
Теплов потянул шнурок бра, и кухня наполнилась тусклым светом.
– Садись.
Он разлил чай в пузатые кружки и развернул листок.
«Наша Таня громко плачет, урони...»
Перевернув лист, следователь посмотрел на обратной стороне, там было пусто. Ещё раз пробежался взглядом по накарябанному кривым почерком стихотворению.
– Это что, Руслан? Где адрес?!
– Да подождите вы. Это ж, ну типа за-кли-на-ни-е. Понимаете? – На лице Кочкина нарисовалась дурацкая улыбка. – Мне тут сказали, что к Таньке только так попасть можно. А вы до конца прочитали?
Теплов сел на стул и схватился за голову.
– Господи, я сюда работать приехал. А не вот это вот всё! У меня от вашего посёлка городского типа скоро мозг вскипит!
– Да ладно вам. Короче, нужна вода. Любая. Река, лужа там. Надо три раза стишок прочитать. Руку сунуть в воду. А чтобы обратно вернуться, только один раз прочитать нужно.
– Откуда вернуться, Кочкин? Дурость какая.
– Мертвяки оживают – не дурость, значит? – пробурчал Руслан, – А к ведьме в дом попасть – значит, дурость.
– А-а-а, к ведьме в дом – это другое дело, да... Господи, когда я шёл работать в спецотдел, не думал, что буду такой ерундой заниматься!
Кочкин пожал плечами.
– Ну тут и дело, сами видите, – не хухры-мухры, как говорил мой дед.
Теплов помотал головой. Он это уже слышал и видел, только будто со стороны. Дежавю? Сглотнув пересохшее горло, следователь потёр шею и понял, что скажет Руслану в следующую секунду:
– Вода из крана подойдёт?
Тот закивал.
– Тогда включай. Чёрт с тобой и всеми вами! Давай свой листок.
Кран затрещал и пульнул желтоватой стрелой воды в раковину. Кочкин взял с плиты красную эмалированную кастрюлю и сунул под струю. Теплов коснулся рукой воды, поморщился.
– Я чувствую себя идиотом...
Но прочитал:
– Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик,
Тише, Танечка, не плачь...
Ты утонешь, а не мяч.
А последнюю строчку так и нужно, что ли, читать?
– Да-да. В том и фишка, – сказал повеселевший Кочкин, и глаза его блеснули.
На столе задребезжал телефон. Теплов вытянул шею. Звонила жена.
– Ещё два раза, – напомнил Кочкин и кивнул на лист.
Теплов чертыхнулся, начал читать быстрее:
– Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик,
Тише, Танечка, не плачь,
Ты утонешь, а не мяч.
– Два-а-а, – шепнул Кочкин.
Следователь прошёлся по стихотворению последний раз.
– Три... – на выдохе протянул Руслан.
– Полный бред! – возмутился Теплов, но его тут же снесло потоком воды.
Волна тащила по глиняному дну. Ледяная жидкость забивалась в нос, рот и уши. Теплов отчаянно бил руками и ногами, пытался ухватиться за что-нибудь, но ладони только резали толщу воды, а ноги путались в водорослях. Его окружала серая муть, а во рту ощущался вкус речной воды и крупицы песка.
Сознание отключилось.
Очнулся на сырой земле. Долго лежал и смотрел в серое небо, щипал себя за руку, в надежде проснуться, но не просыпался. Потом медленно встал. Огляделся. Река сзади и лес перед ним. Мощные лапы елей сидели плотно друг к другу, спрятав старый деревянный дом.
Дверь избы скрипнула, и худая девушка, в джинсах и свитере, вышла на ветхое крыльцо. Тёмно-медовые пряди стекали по плечам. Так это и есть Барто?
– Заходите уже! – махнула она рукой.
И он пошёл, чавкая мокрыми ботинками по траве.
В доме было тепло и чисто. Полумрак. Горько-сладкий аромат окутывал комнату. Именно так пахло от всех оживших девушек, – вспомнил Теплов. На столе стоял букет сирени, а из щелей в дощатом полу торчали зелёные ветви с тяжёлыми пахучими гроздьями.
Сзади послышались шаги и голос:
– Садитесь к печи, погрейтесь. Замёрзли, наверное?
Теплов молча кивнул и послушно сел. Он был уверен, что знал это место.
Опять дежавю?
– С чем пришли? – Барто не смотрела на него, пряча лицо за длинными свисающими волосами.
Она медленно прошла к столу и села.
Следователь вспомнил этот мягкий голос, и мурашки скользнули по спине
Таня убрала волосы с лица. Грустные глаза, родинка над губой, полоска шрама на щеке, оставшегося после падения с велосипеда в первом классе.
– Привет. – Барто посмотрела с тоской и улыбнулась.
– Таня... но как?
Она взяла тонкими пальцами ветку сирени, вдохнула аромат и подошла ближе. Аккуратно потянула Теплова за руку, ладонь словно обожгло, но он не сопротивлялся. Тело больше не подчинялось ему. Комната поплыла влево, качнулся пол, наклонился стол, а по бревенчатой стене растеклось окно.
– Спать пора! Уснул бычок,
Лёг в коробку на бочок.
Сонный мишка лёг в кровать,
И Виталик хо-чет спа-ать... – нежно промурлыкала Таня
Огонь в печи затрещал громче, половицы заскрипели, и потолок рухнул на голову.
Теплову опять было восемнадцать лет.
Он поднимался по лестнице подъезда, вдоль зелёной обшарпанной стены, разрисованной маркером. Пахло мусоропроводом и сыростью. Вдруг тёплые ладошки со спины закрыли его глаза.
– Я тебя уже вечность жду, товарищ будущий капитан милиции! Где моя сирень?
Виталик обернулся.
Танечка.
Обхватил правой рукой за талию, прижал к себе, ощутив, как бьётся сердце. Такая красивая и лёгкая. Улыбнувшись, она провела пальчиком по его переносице.
– У тебя самый красивый нос на свете, знай это!
И её звонкий смех эхом разлетелся по лестничному пролёту. Потом Таня коснулась мягкими губами его подбородка, поцеловала в шею и шепнула, что любит.
Любит. Любит. Любит.
– В пятницу едем в Печаткино. Устроим поход с палатками, – произнёс Виталик.
Она завизжала от радости.
– Я же тебе обещал...
Они приехали только вдвоём, расположились на берегу озера. Долго не могли разжечь костёр, но Таня нашла в кустах рваную детскую книжку со стихами Агнии Барто, оторвала несколько листов, и наконец пламя схватило сухие поленья. Огонь разошёлся. Ночь была тёплой, наполненная ароматами сосны и песнями лягушек.
Виталик не слышал, как Таня вышла из палатки. Он не знал, почему она не предупредила и пошла купаться одна. Но был уверен, что мог спасти её, если бы проснулся раньше.
Голова закружилась, и Теплов провалился в темноту. Проснулся у свежей могилы.
Вокруг искусственные белые астры и пудровые розы, ярко-жёлтые орхидеи, а в его дрожащих руках сломанный букет свежей сирени.
Он не плакал. Просто смотрел на новенькую гранитную плиту с надписью: «Берестова Татьяна Ивановна 17.06.1975 – 18.08.1993» и ненавидел себя.
«...Сонный мишка лёг в кровать,
И Виталик хочет спа-а-ать...» – Сверху запел нежный голос.
Теплов медленно поднял голову. Глаза уткнулись в чёрное предгрозовое небо, ноги подкосились, и он с грохотом рухнул на деревянный пол.
Голова трещала. Тошнило. В носу застрял запах сушёных таёжных трав. Тот же бревенчатый потолок перед глазами. Вениками зверобоя увешаны стены, уложен палатный брус. В комнате у окна стояла старуха. Глаза мутные, как у больной кошки. Волосы прибраны в две длинных косы почти до пола. Нос широкий, будто размазан по лицу. Губ почти не видно. Это всё из-за кожи. Да, её кожа – жёсткий черепаший панцирь. Она неровными буграми обхватывает тощие руки, шею и лицо, а в некоторых местах немного отходит желтоватой чешуёй.
Про шептунью Виталик узнал из объявления на двери подъезда, когда пьяный возвращался с похорон. На маленьком листке в клетку было написано:
«Верну любимого человека. Деньгами не беру».
И адрес.
– Чего пришёл? – проскрипела старуха и отвернулась к окну.
Рассказ про Таню получился длинный, сбивчивый. Шептунья внимательно слушала, перебирала засохшие бутоны цветов, шептала под нос, свечи зажигала.
– Я виноват, понимаете?! – закричал Виталик.
И на её лице появилась сдержанная улыбка.
– Верну Таню, когда меньше всего будешь ждать, – улыбнулась она. – Спи...
«И Виталик хочет спа-ать...» – Опять запел Танин голос.
Глаза опять закрылись. Теплов упал. Пальцы ног онемели, кисти рук застыли, в горле застрял крик о помощи, а ледяная вода прошила тело тонкими иглами и замёрзла ажурными рисунками на коже.
Проснулся от запаха сирени.
Он стоял в той же комнате, Барто перед ним.
– Таня, я... – дыхания не хватило.
– Когда меньше всего будешь ждать, – печально ответила она.
Подошла, привстала на цыпочки и поцеловала в губы.
– Подожди... – Теплов аккуратно отодвинул её. – Объясни, как?
– У тебя всё ещё самый красивый нос на свете, Виталик...
Ладони её скользнули под свитер по спине следователя, и Таня уткнулась лицом в его грудь. Мурашки прокатились по разгорячённой коже. Глаза Теплова закрылись. Сердце загрохотало в животе, а во рту стало сладко.
– Она заперла меня в этом доме с цветами и одной-единственной книжкой. Я с ума схожу... – шептала Таня сквозь слёзы.
Голова закружилась, поплыли радужные пятна. Теплов опять вернулся туда, в восемнадцать. Таня рядом. Живая. Он чувствовал её тёплые губы, трепетное дыхание у шеи. Он осторожно провёл рукой по её волнистым волосам, прижал тонкое тело к себе, но тут же ощутил вибрацию телефона в кармане джинсов.
Чёрт!
Вера.
С трудом разлепив веки, следователь увидел на стене зеркало. В отражении на него смотрел Теплов, обнимающий сгусток речной тины, которая обвила его тело.
Что ещё за?!
Оттолкнув Таню, он попятился к двери. Барто посмотрела на него умоляюще, протянула худенькие руки, заплакала. Оглядевшись, следователь заметил висящий на стене ржавый умывальник. Подбежал к нему, сунул руку и мысленно произнёс:
«Наша Таня громко плачет,
Уронила в речку мячик,
Тише, танечка, не плач,
Ты утонешь, а не мяч».
Последнее, что он услышал – это истошный крик Барто. Потом уши и нос заполнились водой, глаза стянула чёрная плёнка, стало холодно и мокро.
Теплов рванул вперёд через толщу воды, закашлялся, перевалился через борт ванны и упал на кафельный пол. Закрутил головой. Пнул дверь и выполз в коридор. Встал на непослушные ноги, поскользнулся на линолеуме и с грохотом растянулся.
Руслан всё так же сидел за столом на кухне. Вытащив наушники, он удивлённо уставился на следователя.
– Виталий Игорич! Вы чего? Сказали на десять минут в душ. А сами... эй, чего это с вами?
– Ну-ка иди сюда, гадёныш! – Теплов кинулся на Кочкина и обессиленно повис на нём. – Ты куда меня отправил? А? Я тебя спрашиваю, сволочь? Я чуть не сдох!
Руслан испуганно отпихнул Теплова и встал.
– Э! Че происходит! Вы хоть оденьтесь, Виталий Игорич! Ну?!
Тот быстро захлопал глазами и отполз к столу, сдёрнул кухонное полотенце со стула, вытер лицо. Потом нервно стал обтирать руки и ноги.
– Кочкин, где я нахожусь?
– В Печаткино, – испуганно прошептал Руслан.
– Почему я в Печаткино, Кочкин? Если я уехал в Кадниковский? – Теплов зло кинул полотенце на пол.
– Я не знаю, Виталий Игорич...
– Но ты же встретил меня на вокзале, да?
– Да, – кивнул Кочкин.
– И я точно помню табличку с надписью «Кадниковский».
– Я не знаю, что вы помните. Но на нашем вокзале и таблички-то нет. Её сорвало ветром пару месяцев назад, а новую никак не приделают.
Теплов вздохнул, посмотрел на окно. За стеклом тяжёлыми хлопьями падал снег.
– Кочкин, ты же этот стишок приволок. Ты всё знал, да?
– Виталий Игорич, вы меня пугаете. Какой стишок? Вот попейте.
Руслан протянул стакан воды.
– Мне нужно домой, Кочкин. Где мой телефон?
Следователь понял, что за неделю, проведённую здесь, он не мог позвонить жене. И сам не отвечал на звонки. Всегда находились странные причины. Он встал и шатающейся походкой вышел из кухни. В комнате на диване обнаружил джинсы и джемпер с курткой. В кармане джинсов лежал телефон.
Шестьдесят семь пропущенных звонков от Веры и одна СМС:
«Зайку бросила хозяйка
Под водой остался зайка
От Барто уйти не смог
И хозяйке не помог».
Трясущимися пальцами Теплов нажал кнопку вызова.
В трубке была тишина.
Он ещё несколько раз попытался позвонить, но гудки так и не появились.
Одевшись, следователь выскочил из общежития, следом выбежал Кочкин. Теплов непроизвольно повторял стишок из СМС, мотал головой, пытаясь выкинуть его из памяти, но тот навязчиво лез в уши.
Сроч-но до-мой!
Срочно домой!
***
– Вера?
Жена не отвечала. В их уютной квартирке на окраине Вологды, было темно и тихо. Пахло сиренью.
Теплов прошёл на кухню – пусто. Бросился в спальню – тоже. Он нашёл её в ванной комнате. Вера в мокром плюшевом халате лежала на светло-зелёном кафеле и не шевелилась. Вокруг были разбросаны таблетки.
Следователь кинулся к ней, наклонился над телом так низко, что почти коснулся серого лица губами. Опять этот горько-сладкий запах. Кто-то не пожалел парфюма и щедро опрыскал труп.
– Виталий Игорич! Ну вы её ещё поцелуйте! – послышался недовольный голос Кочкина.
Теплов не отреагировал. Участковый Руслан Кочкин сразу ему не понравился...