Алина Фаркаш о том, почему мы стараемся увидеть запретное там, где его нет

Недавний скандал вокруг выставки Джока Стерджеса и ее последующее закрытие породили множество сетевых дискуссий о том, что можно считать искусством, а что — порнографией. Алина Фаркаш расскажет, почему мы стремимся видеть запретное там, где его нет.
Алина Фаркаш о том, почему мы стараемся увидеть запретное там, где его нет

Я помню, как в детстве смотрела какой-то старый-старый советский еще черно-белый фильм. Там мальчики сбежали, кажется, из лагеря купаться. Или их повел вожатый – не помню. Помню весь шок и ужас ребенка из восьмидесятых, который увидел, как прямо в телевизоре дети примерно моего возраста раздеваются догола и бегут в воду, сверкая на весь экран белыми попами.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Особенно меня шокировала мысль о том, что раньше же было все нельзя! Раньше нравы были гораздо скромнее и суровей, и тут — попы! В кино! Голые! Сейчас такую сцену я могу представить разве что в картине скандального и много где запрещенного Ларса фон Триера. А вовсе не в детском фильме про пионеров.

Мне тогда не приходило в голову, что запрет на голую детскую попу порожден мозгом не скромным, а наоборот –чересчур развращенным. Как мозг современного мне взрослого. Борьба с педофилией сейчас достигла таких размеров, что каждый взрослый практически убежден: дети – это крайне эротично! Каждый хотел бы с ними секса. Просто приличные люди сдерживаются.

Я такое видела в одной строгой религиозной общине, где с трех лет девочка считается девушкой и должна придерживаться норм скромности: не танцевать и не петь перед мальчиками старше трех лет и мужчинами, носить длинные юбки и закрывать локти. Я видела девочку трех с половиной лет, которая с истерикой выгоняла из комнаты моего пятилетнего сына – потому что хотела потанцевать и боялась, что тот увидит. И это будет «нескромно». И вижу свою трехлетнюю дочь, которая бегает вообще без одежды везде, где только можно, залезает к людям на руки, хохочет, болтает – в абсолютном неведении и невинности. И не рассматривает себя объектом желания, а свое тело – предметом для мужского интереса.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Кстати, несколько лет назад я пыталась читать сыну книгу, я ее обожала в детстве – «Приключения Карика и Вали». Там брат с сестрой оказались в доме профессора, выпили у него какой-то эликсир, уменьшились и попали на газон в мир гигантских растений и насекомых. Отличные научно-познавательные приключения.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Читать я ее не смогла – на первой главе я столько раз захлебывалась от смеха, что сын перестал слушать. Итак, слушайте, как там все было: дети примерно четырех и шести лет в одних трусиках гуляли одни во дворе и пропали. Мама с соседом ищут их с помощью собаки. Та берет след и приводит их к квартире старенького профессора. Собака берет след и показывает, что дети в доме. Старик утверждает, что не видел детей. Тогда собака вытаскивает из-за дивана тапочки и трусики брата с сестрой. Все глубоко удивлены! Собирается толпа соседей и каждый из них высказывает идеи одна фантастичнее другой – где пропавшие девочка с мальчиком. И как их трусы оказались за диваном у профессора?!

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

В общем, мой современный мозг не справился с этой ситуацией. Все в моем сознании говорило, что тут есть только одно объяснение: я думаю, оно и вам тоже пришло в голову. Но в мои десять я и не думала о таком. Дума эта – единственно очевидная в современных реалиях версия – не приходила в голову и автору романа в 1937-м году.

Интерпретация событий бывает важнее самих событий. Кажется, что какие-то базовые представления о добре и зле, о правильном и нет – должны быть неизменны. Но они меняются в ту или иную сторону за какие-то пятьдесят лет! От страны к стране: я как-то была в Арабских Эмиратах и долго искренне думала, что попала на какой-то гигантский слет местных гомосексуалистов. Еще удивлялась открытости местных нравов. Что еще я могла думать, когда парни на улицах ходили за ручку и под ручку друг с другом, смачно целовались при встрече, держались за руки, сидя за чашкой кофе в кафе, и вообще прижимались друг к другу гораздо больше и нежнее, чем многие российский влюбленные.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

По факту выяснилось, что нет – тут просто так принято. Закрытость в отношениях с женщинами молодые арабы компенсируют нежными дружескими связями – в хорошем смысле. А не в том, что вы подумали. Кстати, примерно в том же меня заподозрила моя соседка-японка, когда я училась в летней школе в Англии. Я привела в нашу комнату итальянскую подружку, и мы стали вместе готовиться к вечерней дискотеке. Мы помогали друг другу краситься, укладывали волосы, мерили одежду друг друга, хихикали, толкались, обнимались, прыгали от радости, болтали взахлеб и – держась за руки – отправились на танцы. На следующий день моя соседка поздравила меня с тем, что я «встретила свою большую любовь, она очень красивая девушка, я понимаю, почему ты влюбилась!»

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ
РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Все дело в кодах. В интерпретациях. В вашем внутреннем опыте. В ваших внутренних травмах. Человек, переживший сексуальное насилие в детстве – видит его практически везде. Человек, заряженный разговорами и историями про педофилов – тоже видит их везде. У меня есть одно счастливое детское воспоминание, которое сейчас мне неловко уже рассказывать. Потому что я подозреваю, что люди увидят в этой истории нехорошее. Подозрительное.

Итак, у моих родителей был друг. Дядя Олег. Он был огромный, рыжий и толстый. У него был сын Саша моего возраста. И мы с Сашей наперебой умоляли того поколдовать. Дядя Олег садился, делал напряженное лицо и вздыхал: колдовалка сломалась! Колдовалку надо было срочно чинить поцелуями и чесанием его спины. Мы, трех-четырехлетние, наперегонки чесали спину дяде Олегу, толкаясь, старательно и слюняво целовали ему щеки –и колдовалка волшебным образом чинилась! И наколдовывала внезапно жвачки (мне всегда классную клубничную или апельсиновую, а Саше – похуже, кофейную), конфеты, редкие, привезенные из-за границы ластики и прочие восхитительные сокровища. Дядя Олег ни капли не был педофилом, как бы много он с нами не играл и не возился, как бы старательно, до визга, не подкидывал нас к потолку, – у меня ни разу не возникло ни малейшего странного или неприятного ощущения. Он был (и есть) просто большой, веселый и шумный балагур, обожающий маленьких детей.

РЕКЛАМА – ПРОДОЛЖЕНИЕ НИЖЕ

Но, черт возьми! Стоит мне представить, как кто-то из моих друзей играет с моей трехлетней дочерью в сломанную колдовалку, которую надо чинить поцелуями, как у меня сразу холодок по спине. Потому что сейчас дети являются уже таким табу, что вы сами знаете. Потому что и в моей голове живет маленький внутренний педофил, который нашептывает мне, нашептывает.