Работа-работа, перейди на Федота: как мы строим карьеру
Появлению в своей жизни карьеры я обязана неврозу — я всегда беспокоилась авансом. Еще будучи школьницей, размышляла: «Вот закончу школу... и не поступлю в институт. Точно не поступлю, все к тому идет. Начну принимать наркотики. Потому что что еще делать, если не поступил в институт?.. Родители от меня откажутся. Выгонят из дома. Вот уже вчера мама сказала, что я не помыла посуду. Готовит меня, наверное, не хочет сразу шокировать. А потом я умру. И мой хладный труп...» — и дальше в том же оптимистичном духе.
Когда я все-таки поступила в институт (к своему крайнему удивлению), невроз меня не оставил. Напротив, я стала беспокоиться еще сильнее.
Все-таки в школе все было как-то понарошку. А теперь чувствовалось, что вот она - взрослая жизнь. Ходит вокруг, заглядывает в окна, вот-вот найдет дверь.
Страх взрослой жизни и, как следствие, профессиональной занятости сильно подпортил мне студенческие годы. Пока мои однокурсники курили траву на Джа (фамильярное название площади Джавахарлала Неру) и их, дружно смеющихся, запихивала в машину милиция, я совершенно трезвая сидела дома и методично паниковала.
Надо отметить, что я никогда не рассматривала вариант замужества и, как следствие, превращения в домохозяйку. Все-таки я родилась в семье, где женщины поколениями героически зарабатывали на хлеб себе, своим детям и, к сожалению, часто и мужьям. Поэтому паразитические варианты существования (увы, дорогие домохозяйки, в этом отношении я шовинистка) отметались сразу.
В общем, расслабленное расписание, обилие свободного времени и невротические страхи вкупе привели к удивительно продуктивному результату: уже на втором курсе я начала с энтузиазмом искать работу. А поскольку я не умела практически ничего, я решила работать журналистом.
Да, я писала в детстве. А кто не писал? В подростковом возрасте любимым моим развлечением было прочитать книгу, а потом скопировать ее стиль на двух-трех страницах без собственного оригинального сюжета или какой-либо стоящей идеи. (Как выяснилось позже, в этом и заключается работа журналиста.)
Я принялась методично забрасывать все известные и близкие мне по духу издания (Oops!, Yes!, Seventeen) письмами с жалостливым содержанием: «Хочу у вас работать». Женщины-редакторы отвечали вежливое «Спасибо, мы как-нибудь сами», кто-то не отвечал, кто-то бросал великодушное «Пришлите темы». На этапе тем все обычно и зависало. Помнится, я даже написала пару статей по одобренным темам, но ответа так и не последовало.
За несколько месяцев e-mail-мытарств я как-то очень четко осознала одну простую мысль: я девочка. Следовательно, другие девочки не особенно мне рады.
Тогда я решила стать мальчиком.
К счастью, в наш век это не трудно. Я завела вторую почту на имя Максима Рафштайна. Имя снизошло на меня ниоткуда: мне всегда нравились имя Максим и еврейские фамилии. Моя почта называлась max_sex_ex@inbox.ru и должна была символизировать мою глубокую и бесспорную маскулинность.
Максим начал действовать немедленно после своего появления на свет. Он послал в журнал Yes! письмо примерно такого содержания: «Привет, девчонки, меня зовут Максим, знакомые девчонки сказали, что я неплохо пишу, и я такой "окей", и мне не в лом писать для девчонок, так что вот он я».
Уже на следующий день Максим получил заказ на две статьи. Мария Микулина страшно завидовала.
В течение трех месяцев Максим написал пять статей для журнала Yes! – все пять опубликовали. Темы варьировались в диапазоне от «Как себя вести, если твой парень девственник» до «Что делать, если кекс ревнует к эксу».
Поразительно, как отличалось отношение к Максиму: на его письма отвечали почти незамедлительно, его темы утверждали через одну. Мария Микулина уже почти его возненавидела.
Новость о необходимости забрать гонорары, так радующая любого фрилансера, для Максима оказалось стрессовой. В конце концов, его не существовало, – это нельзя было сбрасывать со счетов. У него не было паспорта, ПСС, СНИЛС и ИНН.
Максим понял, что пришло время признаться... Он осознавал, что когда откроется правда, он растеряет расположение успевших полюбиться своей покладистостью девушек-редакторов. Но у него не было выхода.
«Мне очень стыдно, но я должен кое в чем признаться, — писал max_sex_ex. – Мое имя не Максим Рафштайн. Мое имя Владимир Тарханов».
Должен же и бойфренд хоть иногда приносить пользу.
Теплым весенним деньком мы с Володькой стояли напротив входа в Sanoma Independent Media. Вокруг летали разомлевшие от ранней жары бабочки, воздух был пропитан негой и счастьем.
«Ты все понял? В глаза смотри, не отвлекайся на бабочек!» — я вцепилась в Володьку, который уже десять раз успел пожалеть о своем вкусе в женщинах. «Ты пойдешь внутрь и будешь со всеми любезен. Помни: ты учишься на истфаке! И ты любишь писать!»
Послушно кивнув, Володька, который учился на мехмате и терпеть не мог писать, медленно побрел ко входу. Я посмотрела, как его апатичную фигуру проглотила вращающаяся дверь, и принялась ждать.
Володьку приняли с помпой. Его угостили чаем с зефиром и познакомили со всем нужными и ненужными людьми, – все они были женщинами. Нужные и ненужные люди оказались очарованы талантливым автором, его загадочной молчаливостью и хорошим аппетитом (Володька всегда любил зефир).
Можно было не беспокоиться – Максим был обеспечен работой. Его статьи продолжали принимать почти без правок, и он писал в YES! еще около года, пока не надоело.
А мне тем временем пришла в голову другая мысль. Если в женский журнал с таким энтузиазмом взяли мужчину, может, работает и обратная схема? Может, женщине нужно устроиться туда, где больше мужчин, – в мужской журнал?
И я села писать письма в мужские журналы. Я написала: «Привет, во мне 177 см роста, у меня светлые волосы и голубые глаза, я могу предложить вам темы для статей?»
Мне ответили из MAXIM.
Так я получила свою первую настоящую работу.
Рафштайн, небось, обзавидовался.